НКО для ГЧП. Казанская версия
<
«Необходимость в регистре отпадет, когда появится “таблетка от рака”»
>
Регистр – лучший социальный проект страны
28.04.2017
«Необходимость в регистре отпадет, когда появится “таблетка от рака”»
В середине апреля Русфонд запустил два инновационных проекта в Казани. Один из них – новый этап строительства Национального регистра доноров костного мозга с помощью Института фундаментальной медицины Казанского (Приволжского) федерального университета. Мы получили множество вопросов насчет нашего регистра. На них отвечает специальный корреспондент Русфонда, руководитель программы «Русфонд.Регистр» Виктор Костюковский.
– Русфонд начал собирать Национальный регистр доноров костного мозга в 2013 году. Какие цели вы тогда перед собой поставили? Какие из них удалось достичь и что вы считаете своим главным достижением на данный момент? Какие цели намечены на ближайшие годы?
– На самом деле мы начали раньше. В 2010 году швейцарская часовая фирма Hublot обратилась к Русфонду с вопросом, на что бы пожертвовать то ли миллион, то ли полмиллиона долларов. Сумма зависела от меткости знаменитого футболиста Диего Марадоны, от его удара мячом по мишени. Он «выбил» полмиллиона. Мы подготовили записку, посоветовали пожертвовать деньги на создание регистра, которого тогда, по сути, еще не было. Деньги были переданы петербургскому фонду «АдВита», который вместе с НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р.М. Горбачевой занялся этим делом. К 2013 году деньги кончились, в регистре было около 1000 доноров, протипированных с разной степенью точности и достоверности. Дело фактически заглохло. Тогда Русфонд и решил подключиться к нему непосредственно. Был заключен договор с Санкт-Петербургским государственным медицинским университетом имени академика И.П. Павлова (в его ведомстве – НИИ имени Р.М. Горбачевой).
Первая цель была не только рекрутировать доноров, но и типировать их (то есть определять HLA-фенотип, показатель тканевой совместимости) по европейскому стандарту: молекулярным методом, по пяти локусам. Привлечь к этой работе ученых, врачей, бизнесменов, общество в лице благотворительных фондов и жертвователей.
Если говорить о цифрах, то поначалу мы поставили цель увеличить регистр до 5–6 тыс. доноров. Практика зарубежных регистров показывала, что при достижении этих цифр регистр становится действительно работоспособным, играющим реальную роль в поиске совместимых доноров. К концу 2015 года в Петербургском регистре было более 6600 доноров, от них была произведена 21 трансплантация костного мозга (ТКМ).
Но с самого начала мы ставили и вторую цель: объединить усилия отдельных энтузиастов – в то время в стране было примерно два десятка попыток создать регистр. Причем объединить на деле, путем создания единой компьютерной базы HLA-фенотипов. База была создана, и в апреле 2014 года первыми к ней присоединились Челябинская областная станция переливания крови (2006 доноров), а также регистр Казахстана (764 донора). В декабре 2014 года присоединился крупнейший в стране Кировский регистр (регистр «Росплазмы», 21 599 доноров), создаваемый на средства госбюджета.
В 2015 году именно нашу единую базу мы стали именовать Национальным регистром доноров костного мозга и с согласия всех участников проекта, а также наших жертвователей дали регистру имя Васи Перевощикова, мальчика из российской глубинки, не дождавшегося своего донора.
На 26 апреля 2017 года в Национальном регистре более 66 тыс. доноров, проведено 149 ТКМ. Регистр состоит из 14 российских локальных регистров и одного казахстанского. Восемь из них финансирует Русфонд. С начала проекта на реагенты для типирования доноров, расходные материалы и оборудование Русфонд потратил 431,5 млн руб. Это – деньги жертвователей, других денег у Русфонда нет.
Главная цель на ближайшие годы – внедрить применяемую на Западе технологию NGS (next-generation sequencing), более производительную, точную, информативную и при определенных условиях менее дорогую. Для этого в лаборатории Института фундаментальной медицины и биологии Казанского федерального университета готовится эксперимент, валидация (комплексная проверка на соответствие заявленным требованиям. – Русфонд) метода NGS в условиях России.
– Каковы самые острые проблемы, связанные с Национальным регистром сейчас, и что необходимо для их решения?
– Финансирование. В донорах недостатка нет, нам своими многочисленными публикациями в «Коммерсанте», на сайте Русфонда, в социальных сетях, а главное – при участии «Первого канала» за три с половиной года удалось основательно «раскачать» страну. Но пока типирование одного донора обходится (в зависимости от курса валюты, так как реагенты импортные) в 12–15 тыс. руб.
– Кто из представителей НКО, медицинского сообщества, государства вносит наибольший вклад в развитие Национального регистра?
– НКО: благотворительные фонды «АдВита» (Петербург), «Эра милосердия» (Ижевск), «Дедморозим» (Пермь) и другие.
Государство: практически все участники проекта – государственные институты, клиники, лаборатории. Кроме того, Кировский регистр вообще существует за государственный счет. Частный бизнес: четвертый год в проекте участвует компания «Трансойл», частная клиника «ЛеВита» (Москва), сеть лабораторий «Инвитро» и др. СМИ: «Первый канал», региональные каналы ВГТРК.
– Какова основная мотивация у доноров костного мозга? Как проходит процедура поиска и отбора доноров в регистр?
– Донорство костного мозга во всем мире, в том числе и в России, добровольно, анонимно и безвозмездно. Мотив один – альтруистический. Спасти человека.
Процедура: сначала, к примеру, акция по рекрутированию, привлечению в регистр. Далее следует передача образцов крови потенциальных доноров для типирования в лабораторию. Затем HLA-фенотипы заносят в единую базу, доступную гематологам трансплантационных центров. База персональных данных доноров – отдельная, не имеющая выхода в интернет. Соотнести донора с фенотипом может только сотрудник регистра.
– Какими данными должен обладать человек, решивший стать донором костного мозга (пол, возраст, состояние здоровья и пр.)? Каковы основные права и обязанности потенциального донора? Какие доноры предпочтительнее, правда ли, что это молодые мужчины 16–30 лет?
– Донор – это взрослый (18–45 лет) здоровый человек (список противопоказаний здесь). Обязанностей как таковых нет, потенциальный донор может в любой момент отказаться от активации, не объясняя причин. Молодые мужчины – да, предпочтительнее.
– Методы определения совместимости генотипов стремительно улучшаются, ТКМ от родителей проводится уже в 50% случаев, невзирая на малую совместимость. Возможно ли, что необходимость в регистрах доноров отпадет со временем?
– Некорректный вопрос. Методы определения HLA-фенотипов не имеют отношения к проблемам ТКМ от частично совместимых доноров (гапло-ТКМ). Число гапло-ТКМ действительно растет, но по другим причинам: внедряются новые технологии и препараты, способные справляться с проблемами отторжения трансплантата. О 50% проведения гапло-ТКМ можно говорить лишь в рамках деятельности некоторых клиник, но никак не в масштабах страны или мира. Например, в НИИ имени Р.М. Горбачевой гапло-ТКМ – редкость, а именно в этой клинике проводится больше всего ТКМ в России. В Гематологическом научном центре Минздрава – тем более редкость: там проводятся ТКМ взрослым, так о каких родителях речь? О небольших центрах трансплантологии и говорить не приходится. Гапло-ТКМ применяется по показаниям: если при лейкозах в каких-то случаях – да, то при некоторых наследственных заболеваниях – решительно нет. Кроме того, эти самые технологии и препараты по цене пока что сравнимы с поиском неродственных доноров. Я уже несколько лет посещаю ежегодные международные симпозиумы в НИИ имени Р.М. Горбачевой по проблемам ТКМ. Резюме по итогам каждого симпозиума: неродственные ТКМ остаются наиболее актуальными и эффективными.
Давняя мысль, ставшая уже почти шуткой: необходимость в ТКМ, а значит, и в регистрах отпадет, когда будет изобретена «таблетка от рака». Пока что это из области фантастики.
Но даже если предположить, что панацея появится, скажем, через 10–20–30 лет… Что же, до тех пор пусть люди мрут, дожидаясь «таблетки от рака»? Мы ведь живем здесь и сейчас.